Кажется, тогда, когда в конце аббревиатуры «СССР» появился вопросительный знак, с тем же знаком объявилось впервые для меня слово «Россия». В самом звучании этого слова было что-то тревожное, волнующее, обязывающее к напряжению, при его звучании хотелось стоять прямо, говорить громко, поступать честно, оно как бы само требовало продолжения некоего фонетического ряда, например, не «Родина», но «Отечество», не генсек, разумеется, но... что? Государь?! Захватывало дух от собственной крамолы, маета входила в сердце от предчувствия того, что еще шаг — и станешь паршивой овцой даже для многих близких тебе людей, что некое самонаводящееся оружие развернется по оси и пожизненно нацелится тебе в спину, и до конца дней своих будешь нервно оглядываться, не задымился ли ствол, потому что приучили, дьявол их забери, жить и поступать по убеждениям, и не сможешь, не сумеешь притвориться — не дано.